«Агентурно Х» - Хитров Вадим Михайлович

Балтийский порт постепенно приходил в себя после пиратского набега. Никто не сомкнул глаз этой ночью. С рассветом народ начал выбираться из убежищ. Первыми, конечно, высыпали вездесущие мальчишки. Еще бы, можно было увидеть разбитую снарядом телегу и погибшую лошадь пока не убрали, а лучше всего — найти осколок от этого самого снаряда, да поувесистей. Вот тогда ты кум королю и первый герой среди пацанвы. Петька Ожегов, десятилетний кудлатый отпрыск кухарки из портового трактира для господ офицеров, тоже рванул из дома ни свет ни заря, несмотря на протесты матери. Однако буквально через пятнадцать минут он к ее удивлению заявился снова в сопровождении двоих приятелей и буквально заорал с порога:

– Мамка, там человек на берегу!

– Что ты орешь как оглашенный? Какой человек?

– Синий и голый.

– Господи, что ты городишь-то!

– Правда, побожиться могу!

Петька и приятели начали интенсивно креститься, чего обычно за ними не водилось.

– А ну пойдем, — решительно сказала кухарка, будучи женщиной не робкого десятка.

На берегу и вправду лежал ничком неизвестный светловолосый мужчина в одних подштанниках, которые, впрочем, с него почти сползли.

– Господи, срамно-то как, ужасы какие! — воскликнула женщина и прикрыла утопленника шерстяным платком.

– Спасибо, мадам, — неожиданно произнес утопленник и затих.

– Свят, свят! Ну-ка, Петька, беги в дом, в шкафчике на кухне справа водку найди, возьми одеяло верблюжье с печки и тащи сюда. А вы, архаровцы, бегите за помощью, надо мужиков с телегой, и за фельдшером Зинченко, что в крайнем доме живет, зайдите.

Мальчишек как ветром сдуло.

– А вот за водочку отдельное спасибо, — просипел мужчина.

Женщина невольно улыбнулась.

– Да вы, мужики, и когда при смерти, все о ней думаете.

– Почему же только о ней? Еще о женщинах думаем. Вас как величать?

– Василиса Петровна я.

– Василиса, очень хорошо, просто прелестно! Извините, я в таком виде. Разрешите представиться… — с этими словами мужчина попытался встать хотя бы на четвереньки, но силы оставили его.

Пулей примчался Петька, таща все, что было велено.

Женщина постелила одеяло, и они с сыном кое-как перетащили страдальца на эту подстилку. Потом она начала интенсивно растирать водкой совершенно окоченевшего человека.

Вскоре подъехала телега, появился городовой, а вот фельдшера застать не удалось. Неизвестного в бессознательном состоянии погрузили на повозку и отвезли в госпиталь.

1916 год. Ноябрь. Свинемюнде

В кабинете контр-адмирала Лангемака бушевала буря.

– Вы еще смеете мне что-то пенять? — возмущенно говорил адмирал посетителю сво его кабинета. — Я потерял семь миноносцев в течение суток!

– Так много? — спокойно спросил Николаи.

– Да! Два миноносца по пути к Рогервику и на обратном — еще пять. Вы понимаете, пять! Я сразу был против этой авантюры. Финский залив, как суп с клецками, а клецки — это мины, черт вас побери вместе со всей вашей сухопутной братией. Виттинг после первых двух подрывов дал запрос на прекращение операции. Я готов был отдать такой приказ, но на меня надавили самым беспардонным образом. В результате погибли отличные моряки и образцовые корабли.

– Это говорит только о том, что проход был плохо протрален, а на обратном пути командир флотилии просто запаниковал.

– Не вам судить! Что вы можете понимать в морском деле? — взвился Лангемак. — Вам легко рассуждать, сидя в мягком кресле. Это вам не ночью идти по минам в водах противника. И ради чего? Двух трупов? Можете их забрать.

– Я, собственно, за этим и прибыл. Еще я бы хотел поговорить с Виттингом.

– Ну уж нет, оставьте его в покое. Да вы и не сможете, потому что он уже третьи сутки загружен спиртным, как танкер. И пусть!

– И все-таки я настаиваю.

– Вы настаиваете? Какого черта вы со мной, контр-адмиралом кригсмарине, разговариваете в приказном порядке? Я, знаете ли, моряк, могу и вон выставить. Да-да, я вас не боюсь! У меня заслуг перед Германией на десятерых! Я считаю, что это вы угробили моих людей! И я вам обещаю крупные неприятности, будь вы хоть трижды начальником разведки! — взорвался Лангемак.

– Давайте не будем нагнетать страсти, а попытаемся разобраться в случившемся, — с ледяным спокойствием сказал Николаи. — Пока операция готовилась, я понимал, что сам факт работ по техническому оснащению кораблей скрыть невозможно, поэтому старался сохранить в тайне цель операции, и мне это удалось. Теперь можно приоткрыть завесу. Я, конечно же, ждал не труп, а живого агента, второй был просто перевозчиком. Этот агент обладал феноменальными способностями и уникальными сведениями.

– И в чем же состояла эта феноменальность? — гораздо спокойнее, но все же с некоторым сарказмом спросил адмирал.

– Как бы вы отнеслись к тому, что получили бы возможность читать радиограммы русских?

– Хорошо, конечно! А как к этому можно еще отнестись?

– У этого агента уникальные способности к запоминанию. Он нес в голове все коды и сигналы шифра русского флота.

– Откуда он их знал?

– Это входило в его служебные обязанности. Как вы считаете, адмирал, стоило рискнуть за такой куш?

– Вынужден признать, что риск в такой ситуации оправдан.

– Хорошо. Пойдем дальше. Вы уверены, что проход был очищен от мин достаточно хорошо?

– Полностью уверен! Подводная лодка, охранявшая тральщики, благополучно прошла этим фарватером и никаких признаков мин не обнаружила.

– Так откуда они взялись в таком случае?

– Их поставили снова, — догадался Лангемак.

– Другого объяснения я тоже не вижу. Русские все знали! Причем они знали, куда мы идем, как мы идем и зачем.

– Откуда?

– Предполагаю несколько факторов и источников утечки. И один из них находится здесь.

– На базе не могли знать о готовящемся проходе в минном заграждении.

– Зато могли знать о времени выхода и составе флотилии. Кроме того, есть тральщики и подводная лодка.

– Моряки не предают! — опять начал кипятиться Лангемак.

– Пока трезвые. А шнапс, к сожалению, развязывает языки. Пьяная болтовня зачастую хуже преднамеренного предательства. В сложившейся ситуации я вынужден подозревать всех.

– А может быть, информация просочилась из вашего ведомства? Ведь об истиной цели похода Виттинг узнал непосредственно перед выходом и вряд ли мог передать эти сведения за пределы базы, которую и не покидал. Впрочем, капитан Виттинг глубоко порядочный и преданный Германии офицер, это я знаю совершенно доподлинно.

– Людей из Морского имперского управления и моего ведомства, которые даже косвенно могли знать что-то об операции, сейчас проверяют самым тщательным образом. Однако и ваших людей тоже будут проверять. Теперь вы понимаете, что мне важны показания любого свидетеля, в том числе и командира флотилии? Здесь будут работать два моих офицера. Прошу не чинить им препятствий, а, наоборот, оказать содействие. Тем быстрее они закончат.

– Ладно, — буркнул Лангемак, — надо найти и выдрать эту занозу.

– Совершенно верно. И последнее, поверьте, я искренне переживаю случившуюся трагедию и не снимаю с себя ответственности. Я недооценил нашего противника. Мы почему-то предпочитаем считать их варварами, а это в корне неверно.

– Согласен с вами, должен признать, они и мне не раз утирали нос. Простите мою несдержанность.

– Взаимно. Я тоже не всегда был на высоте. Искренне рад, адмирал, что мы закончили на конструктивной ноте. Не смею вас более отрывать от важных дел.

– Прощайте, полковник.

В душе Николаи был рад, что удалось погасить адмиральский гнев и вновь взять инициативу в свои руки. В противном случае, и он это хорошо почувствовал, могли последовать серьезные разбирательства с малоприятными последствиями. Не то чтобы у Николаи не имелось контраргументов, в конце концов вся деятельность разведки — это сплошное хождение по самому краю, и риск — неотъемлемая часть его работы, но сама необходимость оправдываться вызывала у полковника полное отвращение. К этому Николаи не привык.